КАК УХОДИЛИ ИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИ
Ника страдала бронхиальной астмой и диабетом, и временами совсем не спала. Особенно тяжело ей было в приступах удушья, она сидела в кровати и что-то бормотала. И отвечала, что ей Бог диктует строчки. Позднее она попросила маму, Майю Анатольевну, и бабушку, Людмилу Владимировну, записывать за ней. Врачи считали, что основная причина бессонницы − астма, а стихи к диагнозу отношения не имеют. Ника называла себя «ночным человеком» и говорила, что только ночью чувствует защищённость от мира, шума, толпы.
Бабушка Ники уговорила писателя, сценариста, прозаика, публициста, поэта, педагога, журналиста Юлиана Семёновича Семёнова почитать её стихи. Он нашёл творчество девочки гениальным и рассказал о ней журналистам. В начале 80-х годов советских людей занимала тема индиго и вундеркиндов, и поэтому Никой, которой пророчили славу Анны Андреевны Ахматовой, быстро заинтересовались. Поэт Евгений Александрович Евтушенко в 1984 году помог выпустить первый сборник стихов (62 страницы, тираж 30000 экземпляров, его назвали «Черновик», он переведён на 12 языков), написал к нему предисловие, занявшее 8 страниц; и организовал концерты по СССР. На сцене, перед огромными залами, Ника артистично читала свои стихи. Она давала бесчисленные интервью и ощущала пристальное внимание публики. Её приняли в литературные круги Москвы, приглашали на значимые мероприятия. В 10 лет она участвовала в международном поэтическом фестивале «Поэты и земля» в Венеции, где получила «Золотого льва» − из советских поэтов эту награду получила (на склоне лет) только А. А. Ахматова.
К 13 годам стихотворения у Ники перестали получаться. Её стали забывать.
Семья переехала из Ялты в Москву. Евтушенко женился и перестал общаться с Никой. Бабушка Ники вспоминала: «А Евтушенко… Мы простили его. Или скорее − забыли. Он предал Нику. А ребёнка предавать нельзя. Он взял её и отшвырнул!» А сама Ника как-то сказала: «Я желаю ему спокойной старости». Мама её вышла замуж. Появилась младшая сестра.
Ника так и не сумела построить отношения с новой семьёй, ушла из дома; начала привлекать к себе внимание попытками суицида и совершила несколько необдуманных поступков.
Когда ей было 16, швейцарский психиатр Джованни Мастропаоло рассказал её, что её поэзия положительно влияла на самочувствие пациентов.
Ника уехала в Швейцарию, в Лозанну, − проводить занятия по стихотерапии, − и стала женой Мастропаоло. Разница в их возрасте была 60 лет (ему – 76, ей, напомним, 16), и конечно Нику, которая призналась позже, что их брак, продлившийся год, был «по авантюре», раздражали характер и ревность супруга. От одиночества и безделья она начала пить. На вопросы о расставании она говорила, что может жить только в России. Поговаривали, что позднее всплыли скандальные подробности, а следующая жена обвинила профессора в садомазохистских наклонностях.
Ника поступила в институт культуры учиться на режиссёра, и подружилась со своим педагогом Алёной Александровной Галич (дочерью Александра Аркадьевича Галича). В конце первого курса вернулась в Ялту, так и не бросив пить, хотя обещала это подруге.
На конец 90-х у Ники не было ни образования, ни профессии, ни навыков грамотного письма, потому что её переводили в следующий класс за талант. Позднее к алкоголю добавились запрещённые вещества. Её лечили, но безуспешно. В одном из последних интервью Ника признавалась, что её по-настоящему никто не понимает.
Киевский режиссёр-документалист Анатолий Борсюк снял о Нике два фильма: когда ей был 21 год «Ника, которая...», и спустя 5 лет − «Ника Турбина: история полёта».
В интервью после выхода второго фильма он говорил:
«С ней действительно очень сложно. Она совершенно не приспособлена к жизни. Умеет стихи писать, и больше ничего. Ей нужен человек, который бы заслонил её своей спиной, избавил от быта. Не знаю, найдётся ли сейчас желающий искренне её полюбить, помочь… Ситуация очень тяжёлая… Не знаю, почему так её жизнь складывается, кто в этом виноват. Все забыли Нику − не только те, кто ею непосредственно занимался, но и почитатели её таланта, публика, страна. Со всеми покровителями, фондами, чиновниками, журналами все кончено. Ей и писем больше не пишут. О ней никто не помнит, она никому не нужна. Ей 26 лет, вся жизнь впереди, а такое ощущение, будто она уже её прожила почти до конца… Работы у неё толком нет, образования нет. Но… в ней что-то от ребёнка осталось. Нет отвращения, какое вызывают иногда опустившиеся люди. Её жалко. Я чувствую внутри себя определённую ответственность, но единственно полезное, что могу сделать, − снять и показать фильм. Вдруг найдутся люди, знающие, как ей помочь…»
Фильм получил хорошие отзывы прессы и премию на фестивале «Лазурная звезда». А люди – не нашлись.
В 1997-м году, как писали, после ссоры с сожителем, Ника пыталась покончить с собой. Упав, сломала позвоночник, тазовые кости, предплечья. Перенесла 12 операций.
11 мая 2002 года Ника Турбина сидела на подоконнике пятого этажа. Сорвалась она предположительно от неудачного движения; успела ухватиться за выступ и просила о помощи, но не удержалась.
Соседка рассказывала:
«Я услышала крики и выглянула в окно. Напротив дома стояли двое мужчин и показывали руками вверх. На карнизе окна пятого этажа, вцепившись в него руками, висела девушка. Она кричала: “Саша, я сейчас упаду! Помоги мне! Саша, я сорвусь!”
Я бросилась звонить в скорую, а когда выбежала на улицу, девушка уже лежала на земле. Удар был настолько сильным, что джинсы на ней лопнули. Когда приехала скорая, она была ещё жива. Врачи пытались вставить ей трубку дыхательного аппарата в горло, но девушка слабым движением руки выбила её изо рта. Я не выдержала и ушла в квартиру. До сих пор в памяти её красивое и почему-то очень спокойное лицо».
Достоверные причины смерти так и остались загадкой.
Алёна Александровна Галич отмечала:
«Сколько раз я пыталась вырвать девочку из запоев, но женский алкоголизм – страшная вещь. Он практически неизлечим… Ника делала попытки завязать – вшивалась, но затем избавлялась от лекарства и продолжала пить. Что поделать, видимо, талантливые люди сильно подвержены этой пагубной привычке. У них очень тонкая душа, которая, соприкасаясь с нашим грубым миром, болезненно на него реагирует. И тогда они защищаются алкоголем…
Мать Никуши находилась в Ялте, когда произошла трагедия. Так получилось, что когда она узнала о смерти дочери, у нее не было денег на билет. Ко всему прочему она болела. Миронов (Александр Миронов – сожитель Турбиной. – Ред.) позвонил матери и рассказал о трагедии: мол, Ника и её приятели – Кирилл с Инной находились в квартире и выпивали. Вечером Кирилл и Инна позвали Нику сходить погулять, вдруг она подошла к окну и выпрыгнула из него. Мне же, в отличие от матери, он рассказал другую историю: якобы в квартире у Инны они были втроём – он, Ника и Инна. Когда у них кончилась водка, Саша и Инна ушли в магазин, а в это время Ника выбросилась из окна. Какой из этих версий верить – не знаю. В справке о смерти Турбиной в графе “причина смерти” стоит прочерк. А в медицинском заключении указано, что смерть наступила в результате травмы, но ручкой дописано: “Падение с пятого этажа, место и обстоятельства травмы неизвестны”. Мне звонил Костя (бывший сожитель Турбиной. – Ред.) – он сейчас в Японии в командировке – и буквально прокричал в трубку: “Алёна, скажи всем журналистам, что Ника никогда не хотела умирать! Я это знаю точно – я знал эту девочку, как никто другой. Мне неизвестно, что случилось с ней на самом деле, но убить себя она не могла!”»
Биограф Турбиной Александр Ратнер в книге «Тайны жизни Ники Турбиной» писал так:
«Она стала разворачиваться, чтобы слезть с подоконника, неудачно покачнулась, ведь была пьяна, и соскользнула. Ей удалось зацепиться руками за жестяной карниз. Она кричала и звала на помощь Сашу, этому есть свидетели, её крики слышали соседи, а люди внизу даже хотели расстелить одеяло, пока она пыталась удержаться. Но долго она так провисеть не могла, руки разжались, и она упала. Удар был такой, что джинсы треснули по швам. Приехала скорая, хотели поставить ей аппарат искусственного дыхания, она отвела их руки в сторону, сказала – “не надо”. Это были её последние слова. Позже она умерла в больнице от потери крови. Бабушка мне когда-то сказала: “Наверно, это было лучше для неё, чем так продолжалось бы”».
Уже после смерти Ники Турбиной узнали, что она, болезненно привязанная к матери, позже её возненавидела.
О причинах этой ненависти стало известно когда вышла книга А. Ратнера. Мама оставила ему дневники и рукописи, создавать книгу помогала и бабушка.
Ратнер писал:
«Ника действительно плохо спала ночами, но не из-за астмы, которая беспокоила ее в основном днём, а из-за психического нездоровья. Когда она была совсем маленькой, во сне она выкрикивала какие-то слова, обрывки фраз, которые дописывались, додумывались, и наутро ребёнку говорили, что она ночью надиктовала стих. Малыша не трудно в чем-то убедить, ведь правда? Потом эти стихи Ника заучивала, но неохотно. Она взрослела и, убеждённая в своей гениальности, уже сама наговаривала строки».
Ратнер провёл графологическую экспертизу, и выяснилось, что не все стихи написаны самой Никой. Отдельные фразы больного ребёнка воспринимались её мамой как белый стих и укладывались в строфу. Потом Нику подстригли под Марину Ивановну Цветаеву, заставили выучить «свои» стихи и поставили манеру чтения в духе Андрея Андреевича Вознесенского: она читала, срываясь с крика на шёпот, отбивая ладошкой ритм.
Ника и правда стала писать. Но это начали форсировать. Так, например, её не отпускали гулять, пока она не напишет несколько строк. Чаще всего за неё заканчивала стихотворение мама. Ратнер высказал догадку о том, что Евтушенко перестал общаться с Никой, как только понял, что она – жертва родительских амбиций.
Кстати, многие догадывались, что со стихами Ники что-то не так. Критики утверждали, что творчество Турбиной слабое. А поэт писатель, переводчик Валентин Дмитриевич Берестов считал, что у неё «взрослые стихи не очень талантливой женщины».
Алёна Галич узнала о смерти Ники спустя 8 дней, и ходатайствовала, чтобы её похоронили на Ваганьковском кладбище.
Она вспоминала:
«Восемь дней Ника пролежала в морге Склифа. О похоронах я узнала случайно и, прихватив сына, помчалась в морг – проститься с Никушей. Я была в ужасе: Нике даже цветов никто не принёс. Топтались четверо пьяных Сашиных (Александра Миронова – Ред.) дружков. Один из них был похож на бомжа: засаленный какой-то, ботинки надеты на босу ногу. Сын сбегал и купил букет тюльпанов, а я сидела у гроба и разговаривала с Никушей. Я обещала ей, что исполню то, о чём мы с ней мечтали: издам книгу её стихов. А полупьяный Саша бродил рядом с гробом и вставлял свои комментарии в “нашу беседу”…
Саша выпроводил нас из морга, сказав, что никуда гроб нести не надо. Якобы тело кремируют прямо в Склифе. И он, и дружки его ушли вместе с нами – они направлялись куда-то на пьянку. Я даже не сообразила, что он врёт и при морге нет никакого крематория. Уже вечером мне позвонила, вся в слезах, моя подруга Юля. Оказалось, мы с ней разминулись на несколько минут, и когда она вбежала в морг, то увидела, как склифосовские служащие тащили гроб с приколотой к нему запиской. На бумаге было написано: “На кремацию в Николо-Архангельский крематорий”. Служащие ругались, что им никто не оплатил “погрузочно-разгрузочные работы”. Юле стало плохо – ей вызвали врача. А гроб с Никой увезли в крематорий. Единственное, что смогла сделать Юля, это дать денег “грузчикам”, чтобы те не швыряли гроб с Никой. Вот так Никуша Турбина и отправилась в последний путь, а рядом не было ни одного близкого человека. Ни одного… Ника больше всего на свете боялась остаться одна…»
Её похоронили 15 июня 2002 года в колумбарии Ваганьковского кладбища (напротив могилы Игоря Талькова), вопреки желанию Майи Анатольевны похоронить дочь в Ялте. Номер отсека 72, место № 53.
На похороны приехали из Ялты мама и бабушка; пришли несколько сокурсников по университету культуры, два-три приятеля и несколько представителей московской прессы. Александра Миронова – не было.
А. Галич вспоминала:
«Деньги на то, чтобы выкупить место для Ники на Ваганьково, дали немногие: Лена Камбурова, семья Дашкевичей, детский Плехановский фонд, студенты моего курса госуниверситета культуры, редакция “Новой газеты” и Сергей Миров. Я обратилась в церковь, которая находится на Петровке, с робкой надеждой, что Нику можно отпеть. Я боялась, священники откажутся, ведь официальная версия её гибели – самоубийство, в которое я категорически не верю после расследования, проведённого “Экспресс-газетой”. В церкви внимательно выслушали мою просьбу и решили: “Конечно, нужно отпевать! Ведь прежде чем погибнуть, Ника звала на помощь и цеплялась за подоконник, старалась спастись. Очень хорошо, что вы успели с отпеванием до 40-го дня”».
В 8 лет Ника Турбина говорила:
«Стихи ко мне пришли как что-то невероятное, что приходит к человеку, а потом уходит… Но пока что не уходит… Когда пишу, у меня такое чувство, что человек может всё, если только захочет захотеть… Человек должен понимать, что жизнь его недолга. А если он будет ценить свою жизнь, то и жизнь его будет долгой, а заслужит − и вечной, даже после смерти…»
Ника Георгиевна Турбина (настоящая фамилия − Торбина) родилась 17 декабря 1974, умерла 11 мая 2002 года. Русская и украинская поэтесса.
В 4 года начала писать стихи, переходя с рифмы на свободные формы. В них − много образов и недетской зрелости; мотивы творчества касались личных переживаний, часто прослеживалась депрессивная линия.
В 1984 году, когда ей было 9, вышел первый сборник её стихов «Черновик», он переведён на 12 языков. В 12 лет на международном поэтическом фестивале «Поэты и земля» в Венеции она получила премию «Золотой лев». А год спустя – пришло забвение.
19 мая 2022 года на экраны вышла биографическая драма режиссёра Василисы Кузьминой «Ника», рассказывающая о судьбе Ники Турбиной.
***
(Написано в семилетнем возрасте.)
Дождь, ночь, разбитое окно.
И осколки стекла
Застряли в воздухе,
Как листья,
Не подхваченные ветром.
Вдруг – звон…
Точно так же
Обрывается жизнь человека.