КАК УХОДИЛИ ИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИ
Последние десятилетия жизни Николай Дмитриевич Телешов работал над своей главной книгой − «Записками писателя», уникальным историческим и литературным документом, правдиво рассказывающим о жизни отечественной культуры на рубеже XIX–XX веков.
В послесловии к книге К. Пантелеева писала:
«Почти 90 лет прожил Телешов, и на его глазах совершались грандиозные перемены в жизни страны, неузнаваемо менялся и сам облик Москвы, столицы Советского государства. Старый писатель, чувствуя свою моральную ответственность перед славными именами, ушедшими в прошлое, не мог не рассказать о них молодому поколению.
В своих мемуарах Телешов рассказывает о встречах со многими замечательными людьми, даёт их общественные и бытовые характеристики. Многое из того, что мы знаем о Чехове, Горьком, Л. Андрееве, Бунине, Вересаеве, Куприне и др., почерпнуто из книги Телешова».
Николай Дмитриевич Телешов скончался 14 марта 1957 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (2 уч. ряд 17а). Рядом с ним с 1943 года покоится супруга, художница Елена Андреевна Телешова.
Автор могильного памятника − скульптор Алексей Евгеньевич Елецкий.
Николай Дмитриевич Телешов, писатель, первый руководитель музея МХАТа, родился 10 ноября 1867, умер 14 марта 1957 года.
В 1899 году организовал литературный кружок «Среда», существовавший до 1916 года, где бывали известные художники и литераторы. С 1923 года заведовал музеем Московского художественного театра им. Горького.
Наиболее значительными произведениями Н. Д. Телешова (а писал он стихи, новеллы, рассказы, очерки, повести) считаются цикл «Легенды и сказки», повесть «Начало конца» (1933 год), мемуары «Записки писателя» (1950 год).
Записки писателя
Отрывок
XVII
Ещё контраст, ещё одна противоположность: свадьба − как новая молодая жизнь, и похороны − конец всему земному.
В старой Москве, особенно в торговой среде, то и другое обставлялось пышно и торжественно. Невесте, одетой в белое платье с кисейной фатой и белыми искусственными цветами флердоранжа на голове − в качестве эмблемы девственности, − подавалась большая, специально свадебная карета, запряжённая четырьмя конями, с кучером в цилиндре и золотых галунах, с двумя ливрейными лакеями на запятках. Этот «парад», как называли свадебную карету, отвозил невесту в церковь для венчания.
Обычно свадьба устраивалась в доме жениха, иногда для свадьбы арендовали ресторанный зал, но очень часто на вечер нанимали отдельный дом, специально отдававшийся под такие собрания. Вечером в таком доме устраивался бал с танцами под оркестр, с ужином до рассвета, с тостами, нередко возглашаемыми за отсутствием оратора официантом. Для тостов обычно приглашался рослый официант, обладающий внушительным голосом и великолепными бакенбардами и внешностью, напоминавшей важного сановника.
− За здоровье новобрачных! − торжественно возглашал официант. Гости весело кричали «ура» и заставляли молодых трижды целоваться.
− За здоровье родителей жениха и невесты! − продолжал официант, и при этом, чтоб не напутать и не наврать, читал по бумажке их имена.
Снова «ура» и чоканье бокалами; все шумнее и непринуждённее становится разговор гостей. Тосты продолжаются − за родных, за уважаемых, за шаферов… На рассвете произносится последний тост − за общее здоровье, и гости разъезжаются.
Теперь противоположность брака − похороны.
Белый балдахин над колесницей с гробом и цугом запряжённые парами четыре и иногда даже шесть лошадей, накрытых белыми попонами, с кистями, свисавшими почти до земли; факельщики с зажжёнными фонарями, тоже в белых длинных пальто и белых цилиндрах, хор певчих и духовенство в церковных ризах поверх шубы, если дело бывало зимой. Вся эта процессия не спеша двигалась к кладбищу.
А после погребения в тех же самых наёмных домах, в тех же комнатах, где накануне ночью праздновалась весёлая свадьба, днём происходила многолюдная тризна с обильной выпивкой, блинами с икрой, раковым супом или ухой, с котлетами и непременно с белым киселём и миндальным молоком, при общем пении «вечной памяти».
Учитывая то, что здесь, как говорится, сам чёрт не разберёт, кто родственник, кто друг, кто знакомый, на такие обеды приходили люди совершенно чужие, любители покушать, специально обедавшие на поминках. Кто они и кто им эти умершие − никто не ведал. И так ежедневно, следя за газетными публикациями, эти люди являлись в разные монастыри и кладбища на похороны незнакомых, выбирая более богатых, а потом обедали и пили в память неведомых «новопреставленных».