КАК УХОДИЛИ ИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИ
В 1930 году Александр Степанович Грин и его жена Нина Николаевна переехали в город Старый Крым (жить там было дешевле). С этого года советская цензура, с мотивировкой «вы не сливаетесь с эпохой», запретила переиздания Грина и ввела ограничение на новые книги: по одной в год.
Супруги голодали и часто болели. Грин пытался охотиться на окрестных птиц с луком и стрелами, но безуспешно. Роман «Недотрога», начатый им в это время, так и не был закончен, хотя некоторые критики считают его лучшим в творчестве. Александр Степанович мысленно продумал до конца весь сюжет и сказал Нине: «Некоторые сцены так хороши, что, вспоминая их, я сам улыбаюсь».
В конце апреля 1931 года, будучи уже серьёзно больным, А. С. Грин в последний раз ходил (через горы) в Коктебель, в гости к Максимилиану Волошину (этот маршрут сейчас популярен среди туристов как «тропа Грина»).
Летом Александр Степанович съездил в Москву; но ни одно издательство не проявило интереса к его новому роману. По возвращении Грин устало сказал Нине: «Амба нам. Печатать больше не будут». Просьбу о пенсии Союз писателей проигнорировал. Как выяснили историки, на заседании правления русская, советская писательница и журналистка, общественный деятель, библиотекарь Лидия Сейфуллина заявила: «Грин – наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям! Ни одной копейки принципиально!». Александр Степанович попросил помощи у Горького; дошло ли письмо – неизвестно, но ответа тоже не было. В воспоминаниях Нины Николаевны этот период охарактеризован одной фразой: «Тогда он стал умирать».
В мае 1932 года, после новых ходатайств, внезапно пришёл перевод на 250 рублей от Союза писателей, посланный на имя «вдовы писателя Грина Надежды Грин». Есть легенда, что это было последнее озорство Грина: он послал в Москву телеграмму «Грин умер вышлите двести похороны».
Кровать Александра Степановича стояла возле широкого окна, выходившего на юг, из которого он любовался горами и лесом. Как только позволяла погода, его выносили в сад, где Грин отдыхал в тени любимого ореха. Когда он чувствовал себя работоспособным, он диктовал жене текст «Недотроги», делился с ней замыслами дальнейшего развития событий в романе.
30 июня консилиум врачей определился с окончательным диагнозом: у А. Грина – рак желудка и лёгких в последней стадии. Нине Николаевне об этом сказали в саду, оберегая больного от волнений.
В этот день из Ленинграда прислали авторские экземпляры (25 штук) последней его книги «Автобиографическая повесть» и 500 рублей гонорара. Александр Степанович, прощаясь с врачами, подарил каждому по книге.
За два дня до смерти А. С. Грин (похоже, он понял всё сам) попросил пригласить священника и исповедался, хотя не был очень набожным.
Вечером 8 июля 1932 года его не стало.
В рассказе «Возвращение» есть строки, точно передающие реальную обстановку ухода Грина из жизни:
«Конец наступил в свете раскрытых окон, перед лицом полевых цветов. Уже задыхаясь, он попросил посадить его у окна. Он смотрел на холмы, вбирая кровоточащим обрывком лёгкого последние глотки воздуха». Последним его словом был не то стон, не то шёпот: «Помираю…».
Нина Николаевна писала:
«Несколько часов я и мать просидели около него в полном молчании. Немного людей нас посещали, а в эти поздние часы никто не пришёл, никто не нарушил ненужными словами и вопросами горьких минут моей разлуки с ним. Слёз не было; они высохли в последние предсмертные его дни и пришли позже, когда душа, оставшись одна, ослабела… Девятого июля в шесть часов тридцать минут вечера ушёл Александр Степанович из своего дома, так давно им желанного. Торжественно и благоговейно отслужил панихиду отец Михаил. К небольшому церковному хору присоединились городские певцы из санатория… Медленно двигалось шествие, встречаемое на перекрестах толпами жителей, выходивших на торжественное похоронное пение. Мало людей знали мы в Старом Крыму – много их провожало его в последний путь».
В 2004 году Мария Константиновна Бойко-Гончаренко, пенсионерка, бывшая учительница начальных классов, вспоминала так:
«Нет, наверное, Нине Николаевне хотелось, чтобы его провожали всем миром. Но его похороны были очень скромными, потому что Александра Степановича как автора никто тогда не почитал, а как человека его просто не знали».
Место для последнего упокоения выбрала его жена на старокрымском кладбище, которое находится на холме Кузгун-Бурун (Воронья горка). В своих воспоминаниях Нина Николаевна отмечала: «На кладбище – пустом и заброшенном – выбрала место. С него была видна золотая чаша феодосийских берегов, полная голубизны моря, так нежно любимого Александром Степановичем».
У могилы Грина, по его завещанию, посадили маленький отросток алычи из-под окон его дома и установили тяжёлую гранитную плиту.
В 1944 году рядом была похоронена мать Нины Николаевны Ольга Алексеевна Миронова.
Нина Николаевна скончалась в Киеве 27 сентября 1970 года. В своём завещании она просила похоронить в семейной ограде между могилами её матери и мужа. Но её похоронили в пятидесяти метрах. Есть легенда, что друзья Нины Николаевны глухой осенней ночью выкопали её гроб и перенесли в могилу мужа. Один из участников этой тайной операции оставил записи о случившемся в своём дневнике, который попал в руки следователей. Могилу Грина вскрыли и ничего не обнаружили, потому что друзья догадались спрятать останки Нины Николаевны под гробом мужа…
В 1980 году скульптором Татьяной Гагариной и архитектором И. Лохановым здесь установлена скульптура, изображающая героиню знаменитого романа Грина «Бегущая по волнам» – молодую прекрасную девушку Фрези Грант, выходящую из морских вод. Примерно в эти годы ветки почти всех деревьев вокруг могилы были увешаны красными лоскутками своеобразными мини-символами знаменитых алых парусов…
Александр Степанович Грин, настоящая фамилия Гриневский, русский прозаик, поэт. Родился 11 (23) августа 1880, умер 8 июля 1932 года.
Грин считается прозаиком (и известен больше как автор романов, рассказов, повестей, историй), но он сочинил немало стихов.
Сегодня произведения Александра Грина переведены на многие языки, его имя носят улицы не одного города, горные вершины и звезда. По повести «Алые паруса» созданы одноимённые балет и фильм, по роману «Бегущая по волнам» одноимённый фильм.
«Александр Грин – писатель солнечный и, несмотря на трудную судьбу, счастливый, потому что через все его произведения победно проходит глубокая и светлая вера в человека, в добрые начала человеческой души, вера в любовь, дружбу, верность и осуществимость мечты», – говорила писательница В. К. Кетлинская. Исследователь творчества Грина В. В. Харчев отметил, что Александр Степанович старался показать, что чудо возможно везде, даже где кажется, что его быть не может.
Возвращение
Отрывок из рассказа
IV
Два месяца плыл Ольсен обратно на пароходе «Гедвей», затем прибыл домой и, походив день-два, лёг. Но теперь свободно, устойчиво чувствовал он себя, был даже весел и, хотя речь свою часто прерывал мучительным кашлем, был совершенно уверен, что скоро выздоровеет. Ничего не изменилось за время его отсутствия. Так же безнадёжно и скучно судился его отец из-за пая в рыболовном предприятии, так же возилась в хлеву мать, так же улыбалась сестра, и платье у неё было то самое, в каком видел он её год назад.
Он лежал, изредка рассказывая о жизни на пароходе, о чужих странах. Можно было и продолжать слушать его и уйти: так рассказывают о посещении музея. Но с увлечением, со страстью говорил он о том, как хотелось ему вернуться домой. Чем больше он вспоминал это, тем ярче и прочнее чувствовал себя здесь, – дома, на старой кровати, под старыми кукующими часами.
Но бой часов этих начинал всё чаще будить его ночью; жарче было дышать в бессонницу; сильнее болела грудь. В маете, в страхе, в угрызениях совести за то, что «не работник» прошла зима. Наконец, весной, стало ясно ему и всем, что конец близок.
Он наступил в свете раскрытых окон, перед лицом полевых цветов. Уже задыхаясь, Ольсен попросился сесть у окна. Мерзнущий, весь в поту, с подушками под головой, Ольсен смотрел на холмы, вбирая кровоточащим обрывком лёгкого последние глотки воздуха. Тоска, большая, чем в Преете, разрывала его. Против его дома, у окна, обращённого к холмам, на руках матери сидела и смешно билась, махая руками и ногами, крошечная, как лепесток, девочка.
– ...Дай!.. – кричала она, выговаривая нетвёрдо это универсальное слово карапузиков, но едва ли могла понять сама, чего именно хочет. «Дай! Дай!» – голосило дитя всем существом своим. Что было нужно ей? Эти ли простые цветы? Или солнце, рассматриваемое в апельсинном масштабе? Или граница холмов? Или же всё вместе: и то, что за этой границей, и то, что в самой ней и во всех других – и всё, решительно все – не это ли хотела она?! Перед ней стоял мир, а её мать не могла уразуметь, что хочет ребенок, спрашивая с тревогой и смехом: «его же тебе? Чего?».
Умирающий человек повернулся к заплаканным лицам своей семьи. Вместе с последним усилием мысли вышли из него и все душевные путы, и он понял, как понимал всегда, но не замечал этого, что он – человек, что вся земля, со всем, что на ней есть, дана ему для жизни и для признания этой жизни всюду, где она есть. Но было уже поздно. Не поздно было только истечь кровью в предсмертном смешении действительности и желания. Ольсен повернулся к сестре, обнял её, затем протянул руку матери. Его глаза уже подёрнулись сном, но в них светился тот Ольсен, которого он не узнал и оттолкнул в Преете.
– Мы все поедем туда, – сказал он. -- Там – рай, там солнце цветёт в груди. И там вы похороните меня.
Потом он затих. Лунная ночь, свернувшаяся, как девушка-сказка, на просторе Великого океана, блеснула глазами и приманила его рукой, и не стало в Норвегии Ольсена, точно так же, как не был он живой – там.
