КАК УХОДИЛИ ИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИ

Зиму 1940−1941 годов Игорь-Северянин (Настоящие имя и фамилия Лотарев Игорь Васильевич) провёл в Пайде, где его гражданская жена, школьная учительница Вера Борисовна Коренди (урождённая Запольской, по мужу Коренева), которую называл «женой по совести, получила работу в школе. Он постоянно болел. В Усть-Нарве в мае наступило резкое ухудшение состояния. В начале войны Игорь-Северянин хотел эвакуироваться в Россию, но по состоянию здоровья не мог этого сделать общим порядком.

В октябре 1941 года Коренди перевезла Игоря Васильевича в Таллин.

Она так говорила о переезде:
«Совершенно случайно я познакомилась с одним доктором − немецким офицером. И вот он, единственный человек, который помогал. Он сказал: “Я тоже поэт и я ненавижу фашистов”. Он не назвал своего имени, но он три раза в день носил нам еду. Потом достал нам разрешение на выезд в Таллинн... Достал машину и отправил нас в Таллинн. Мы три дня ехали до Таллинна. Жив ли он − я не знаю. Очень добрый человек. Сказал, что у Игоря Васильевича тяжёлая форма туберкулёза».

В документально-игровом фильме режиссёра Юлии Силларт Вера Борисовна рассказала другое:
«Поездка была очень тяжёлая. Много народа. Он хотел лечь. Лечь было невозможно. Тогда он растянулся на полу. Я при первой остановке пошла к начальнику станции, и он мне дал отдельное купе. Матрац дал, одеяло и подушку. Когда мы приехали в Таллинн, ни одна машина скорой помощи его не брала − все мимо. Наконец, одна машина взяла. Ну мы подъехали домой. Наши были, конечно, очень рады. Я приехала ровно в день своего рождения − 29 октября. Мне случайно встретился один немец − доктор. Он сказал, что он тоже поэт, и определил у него тяжёлую степень туберкулёза: “У Вашего отца…” Я говорю, это мой муж. Удивился очень. Инфаркт был в Таллинне. Последние часы меня, к сожалению, не было дома − я была в аптеке. И вдруг я вижу, мне навстречу бежит моя тётя: “Иди скорей. Ему очень плохо. Может, уже и кончился”. Я пришла туда. Там была медсестра. Он был ещё тёплый, но уже без сознания. Ну всё, значит. Я всю ночь просидела около него. И вдруг вижу, он поднимается. Я говорю: “Игорь, что же мне делать?” − “Уедем вместе”. Но я не уехала с ним на тот свет − он же умерший был уже».

В 1987 году она говорила:
«Последние дни без сознания был почти. Он только сказал мне: “Ёлочку ребёнку”. Чтобы я сделала ёлку ребёнку. А потом я сидела около. Может, я заснула, а может − нет. И вдруг я вижу − он поднимается. Я говорю: “Игорь, что же теперь будет с нами?” − Уедем вместе”. А я не уехала, потому что надо было жить. Умер он в 11 часов утра 21 декабря. Ох, как мы искали место на кладбище! У меня же было место, но туда не позволили».

Непонятно, где правда, а где вымысел. Есть версия, что Веры Борисовны не было дома, и Игорь Васильевич умер на руках её младшей сестры Валерии, которая по какой-то причине превратилась в безымянную медсестру. Возможно, Вера Борисовна просто сочинила красивую легенду, перепутав даже время смерти, потому что её никогда не интересовали детали. С точки зрения её многочисленной родни, Игорь-Северянин был просто сожителем, поэтому Вере Борисовне родные запретили похороны на фамильном участке православного Александро-Невского кладбища Таллина.

Игорь-Северянин умер около 11 часов утра 20 декабря 1941 года в Таллинне, в доме на улице Рауа, потом в этот дом попала бомба. Ему было
54 года. О смерти объявили по радио.

В организации похорон принимал участие писатель Юхан Яйк. Бывшая жена Фелисса Михайловна, которая для немцев была законной вдовой, немедленно получила разрешение приехать в Таллинн на похороны мужа. Поехала и её сестра Линда.

Линда Михайловна Круут рассказывала, что в день похорон Вера Борисовна подбежала к Фелиссе и сказала:
«Будем как две родные сёстры. Знаю, Игорь Вас очень любил. Он так хотел в Тойла. Давайте будем жить вместе. Я буду работать. Я знаю, что у Вас не очень хорошее здоровье. Я буду Вам как сестра. Если бы я знала, что Игорь Васильевич умрёт так быстро, я бы привезла его в Тойла».

Сама Вера Борисовна рассказывала: «На похоронах помогали мать и тётя. Когда мы ехали на кладбище, мимо шли немецкие офицеры и отдавали честь… Круут приехала без единого цветка. Бросилась мне на шею: “Он ушёл к Вам по доброй воле. Меня он уже давно не любил”».

Место для могилы нашли в левой стороне центральной аллеи, недалеко от входа, православного Александро-Невского кладбища, в одной ограде с могилами совершенно посторонних женщин − Марии Николаевны Штерк, (скончалась в 1903 году), и Марии Фёдоровны Пневской (умерла
в 1910 году). Когда в 1987 году зашла речь о благоустройстве могилы Северянина, Вера Борисовна попыталась выдать их за его дальних родственниц. По её словам, «Такова была его воля!» Но − есть все основания предполагать, что могилу Игоря-Северянина поместили на месте другого захоронения, потому что надгробный памятник Штерк и Пневской занимает в ограде ровно половину участка в дальнем его углу.

Первоначально на могиле стоял простой деревянный крест.

Литератор и поэт Валентин Рушкис в книге «На этом свете» опубликовал стихотворение, в котором описана могила Игоря-Северянина в 1945 году:
А на его могиле − низкий крест
со врубкой грубой плотничьей работы,
вполдерева.

В конце 1940-х годов крест заменили на скромный камень. Это надгробие стало известным, и описано в многочисленных литературоведческих статьях и эссе.

Так, Валентин Рушкис писал:
«Не сбылось. В конце войны командированный в Эстонию, на одном из таллинских кладбищ я увидел его могилу. Она приютилась в чужой ограде, подавленная надгробьями купца второй гильдии и его супруги, − низенькая могилка с крестом плотничной работы. На перекладине оплывшая от дождей надпись, наспех, химическим карандашом: “Поэт Игорь-Северянин”. Вскоре по инициативе В. А. Рождественского и В. Б. Азарова Литфонд СССР выделил небольшое ассигнование ‘на благоустройство могилы поэта”. Мне, уже таллинцу, было поручено “выбрать из творчества поэта и представить на утверждение эпитафию”. Вот тогда-то из библиотек, фондов и архивов в мои руки попал “весь Северянин”, и поразила честность и реалистичность многих его стихов, написанных на чужбине…. Сейчас на могиле поэта лежит скромная каменная плита. На ней высечены заключительные строки стихотворения Игоря Северянина “Классические розы” (1925 года. -- Ред.):
“Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб.”
И даты: 16 мая 1887 − 20 декабря 1941».

Если верить Рушкису, то в ограде была и могила мужа Марии Пневской или Марии Штерк – «купца второй гильдии», надгробие которой не сохранилось. Это объясняет, почему Игорь-Северянин похоронен вплотную к ограде.

В 1992 году надгробие заменили на серый полированный камень с лаконичной надписью: «Игорь-Северянин», частично закрывающий могилу. Надгробие сделал таллинский скульптор Иван Зубака по заказу Северянинского общества, которое собрало деньги

В 2004 году на могилу вернули надгробный камень, установленный Рушкисом, который теперь заменяет украденные вандалами бронзовые детали передней части памятника 1992 года.

Мои похороны

Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (… как Суворова...)
Меня, новейшего из новых.

Не повезут поэта лошади −
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.

Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины −
_Она_, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.

Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье…
И светозарно, ореолочно
Согреет всех моё бессмертье!

1910