КАК УХОДИЛИ ИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИ
Зиму 1940−1941 годов Игорь-Северянин провёл в Пайде, где его гражданская жена, школьная учительница Вера Борисовна Коренди (урождённая Запольской, по мужу Коренева), которую он называл «женой по совести», получила работу в школе. Он постоянно болел. В Усть-Нарве в мае наступило резкое ухудшение состояния. В начале войны Игорь-Северянин хотел эвакуироваться в Россию, но по состоянию здоровья не мог этого сделать общим порядком.
В октябре 1941 года Коренди перевезла Игоря Васильевича в Таллин.
Она так говорила о переезде:
«Совершенно случайно я познакомилась с одним доктором − немецким офицером. И вот он, единственный человек, который помогал. Он сказал: “Я тоже поэт и я ненавижу фашистов”. Он не назвал своего имени, но он три раза в день носил нам еду. Потом достал нам разрешение на выезд в Таллинн... Достал машину и отправил нас в Таллинн. Мы три дня ехали до Таллинна. Жив ли он − я не знаю. Очень добрый человек. Сказал, что у Игоря Васильевича тяжёлая форма туберкулёза».
В документально-игровом фильме режиссёра Юлии Силларт Вера Борисовна рассказала другое:
«Поездка была очень тяжёлая. Много народа. Он хотел лечь. Лечь было невозможно. Тогда он растянулся на полу. Я при первой остановке пошла к начальнику станции, и он мне дал отдельное купе. Матрац дал, одеяло и подушку. Когда мы приехали в Таллинн, ни одна машина скорой помощи его не брала − все мимо. Наконец, одна машина взяла. Ну мы подъехали домой. Наши были, конечно, очень рады. Я приехала ровно в день своего рождения − 29 октября. Мне случайно встретился один немец − доктор. Он сказал, что он тоже поэт, и определил у него тяжёлую степень туберкулёза: “У Вашего отца…” Я говорю, это мой муж. Удивился очень. Инфаркт был в Таллинне. Последние часы меня, к сожалению, не было дома − я была в аптеке. И вдруг я вижу, мне навстречу бежит моя тётя: “Иди скорей. Ему очень плохо. Может, уже и кончился”. Я пришла туда. Там была медсестра. Он был ещё тёплый, но уже без сознания. Ну всё, значит. Я всю ночь просидела около него. И вдруг вижу, он поднимается. Я говорю: “Игорь, что же мне делать?” − “Уедем вместе”. Но я не уехала с ним на тот свет − он же умерший был уже».
В 1987 году она говорила:
«Последние дни без сознания был почти. Он только сказал мне: “Ёлочку ребёнку”. Чтобы я сделала ёлку ребёнку. А потом я сидела около. Может, я заснула, а может − нет. И вдруг я вижу − он поднимается. Я говорю: “Игорь, что же теперь будет с нами?” − Уедем вместе”. А я не уехала, потому что надо было жить. Умер он в 11 часов утра 21 декабря. Ох, как мы искали место на кладбище! У меня же было место, но туда не позволили».
Непонятно, где правда, а где вымысел. Есть версия, что Веры Борисовны не было дома, и Игорь Васильевич умер на руках её младшей сестры Валерии, которая по какой-то причине превратилась в безымянную медсестру. Возможно, Вера Борисовна просто сочинила красивую легенду, перепутав даже время смерти, потому что её никогда не интересовали детали. С точки зрения её многочисленной родни, Игорь-Северянин был просто сожителем, поэтому Вере Борисовне родные запретили похороны на фамильном участке православного Александро-Невского кладбища Таллина.
Игорь-Северянин умер около 11 часов утра 20 декабря 1941 года в Таллинне, в доме на улице Рауа, потом в этот дом попала бомба. Ему было
54 года.
О смерти объявили по радио.
В организации похорон принимал участие писатель Юхан Яйк. Бывшая жена Фелисса Михайловна, которая для немцев была законной вдовой, немедленно получила разрешение приехать в Таллинн на похороны мужа. Поехала и её сестра Линда.
Линда Михайловна Круут рассказывала, что в день похорон Вера Борисовна подбежала к Фелиссе и сказала:
«Будем как две родные сёстры. Знаю, Игорь Вас очень любил. Он так хотел в Тойла. Давайте будем жить вместе. Я буду работать. Я знаю, что у Вас не очень хорошее здоровье. Я буду Вам как сестра. Если бы я знала, что Игорь Васильевич умрёт так быстро, я бы привезла его в Тойла».
Сама Вера Борисовна рассказывала:
«На похоронах помогали мать и тётя. Когда мы ехали на кладбище, мимо шли немецкие офицеры и отдавали честь… Круут приехала без единого цветка. Бросилась мне на шею: “Он ушёл к Вам по доброй воле. Меня он уже давно не любил”».
Место для могилы нашли в левой стороне центральной аллеи, недалеко от входа, православного Александро-Невского кладбища, в одной ограде с могилами совершенно посторонних женщин − Марии Николаевны Штерк, (скончалась в 1903 году), и Марии Фёдоровны Пневской (умерла
в 1910 году). Когда в 1987 году зашла речь о благоустройстве могилы Северянина, Вера Борисовна попыталась выдать их за его дальних родственниц. По её словам, «Такова была его воля!»
Но − есть все основания предполагать, что могилу Игоря-Северянина поместили на месте другого захоронения, потому что надгробный памятник Штерк и Пневской занимает в ограде ровно половину участка в дальнем его углу.
Первоначально на могиле стоял простой деревянный крест.
Литератор и поэт Валентин Рушкис в книге «На этом свете» опубликовал стихотворение, в котором описана могила Игоря-Северянина в 1945 году:
А на его могиле − низкий крест
со врубкой грубой плотничьей работы,
вполдерева.
В конце 1940-х годов крест заменили на скромный камень. Это надгробие стало известным, и описано в многочисленных литературоведческих статьях и эссе.
Так, Валентин Рушкис писал:
«Не сбылось. В конце войны командированный в Эстонию, на одном из таллинских кладбищ я увидел его могилу. Она приютилась в чужой ограде, подавленная надгробьями купца второй гильдии и его супруги, − низенькая могилка с крестом плотничной работы. На перекладине оплывшая от дождей надпись, наспех, химическим карандашом: “Поэт Игорь-Северянин”. Вскоре по инициативе В. А. Рождественского и В. Б. Азарова Литфонд СССР выделил небольшое ассигнование ‘на благоустройство могилы поэта”. Мне, уже таллинцу, было поручено “выбрать из творчества поэта и представить на утверждение эпитафию”. Вот тогда-то из библиотек, фондов и архивов в мои руки попал “весь Северянин”, и поразила честность и реалистичность многих его стихов, написанных на чужбине…. Сейчас на могиле поэта лежит скромная каменная плита. На ней высечены заключительные строки стихотворения Игоря Северянина “Классические розы” (1925 года. -- Ред.):
“Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб.”
И даты: 16 мая 1887 − 20 декабря 1941».
Если верить Рушкису, то в ограде была и могила мужа Марии Пневской или Марии Штерк – «купца второй гильдии», надгробие которой не сохранилось. Это объясняет, почему Игорь-Северянин похоронен вплотную к ограде.
В 1992 году надгробие заменили на серый полированный камень с лаконичной надписью: «Игорь-Северянин», частично закрывающий могилу. Надгробие сделал таллинский скульптор Иван Зубака по заказу Северянинского общества, которое собрало деньги
В 2004 году на могилу вернули надгробный камень, установленный Рушкисом, который теперь заменяет украденные вандалами бронзовые детали передней части памятника 1992 года.
Игорь Северянин (большую часть своей литературной жизни он предпочитал написание _Игорь-Северянин_), настоящее имя которого Игорь Васильевич Лотарёв, родился 16 мая 1887, умер 20 декабря 1941 года.
Русский поэт Серебряного века, основатель эгофутуризма, переводчик с французского и эстонского. Сборник его стихотворений «Громокипящий кубок» (1913 года) стал одной из наиболее прославленных поэтических книг ХХ века.
Северянин был музыкален, его произведения выделяются ритмикой стиха, напевностью (строфическое их построение часто близко к романсу, основано на повторениях и подхватах целых фраз и отдельных слов) и лиризмом (от Константина Дмитриевича Бальмонта унаследованы разнообразные внутренние созвучия в стихе – аллитерации и ассонансы).
Игоря-Северянина называют первым эстрадным поэтом, потому что со своими «поэзоконцертами» он объездил много городов России. Был искусным декламатором, активно пропагандировавшим свои произведения, по воспоминаниям современников, почти певшим свои стихи (по словам, например, Всеволода Александровича Рождественского, «в особой, только ему одному присущей каденции с замираниями, повышениями и резким обрывом стихотворной строки»).
Мои похороны
Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (… как Суворова...)
Меня, новейшего из новых.
Не повезут поэта лошади −
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.
Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины −
_Она_, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.
Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье…
И светозарно, ореолочно
Согреет всех моё бессмертье!
1910